Медея устроилась, подтолкнув под себя плащ и свесив ноги с бревенчатого помоста, на котором восседали Майский Король и Майская Королева. На душе было легко и радостно. Рядом стоял жбанчик с квасом, Медея не рискнула бы пить что-то более крепкое, когда магическая аура вокруг столь сильна, и лежал открытый мешочек, на дне которого многозначительно поблескивали несколько оренов и радовал глаз букетик первоцветов. Конечно, в маленькой комнате под крышей постоялого двора уже надежно был припрятан задаток от старосты, который должен удвоиться завтра утром, но ведь и пара медяков за песню не бывает лишней. Вот и сейчас, пальцы пляшут по ладам, выполняя заказ: «Что-нить про любовь и в честь Майской Королевы!». Королева старательно краснела и не отводила взгляда от Короля, прикладывающегося к очередному жбанчику с пивом.
…Кружился бал цветочной деи,
Осколки звезд летели в клевер.
Шалили эльфы, пели феи,
Король грустил о королеве…
Медея и сама рада была бы пробежаться в хороводе, размять засидевшиеся ноги, пофлиртовать с кем-нибудь… Но пока не время. Да и старовато она чувствовала себя для общества, где девушки выходили замуж в семнадцать.
…Томились соком лоз зеленых
Сны самой долгой летней ночи….
Бардесса осматривала  хоровод, вившийся в двух шагах от нее. Иногда кто-то смеясь вспрыгивал на помост, но его сталкивали с прибаутками – не следует тревожить Майских короля и королеву! Захотят плясать со всеми – спустятся вниз Вот и Медея была окружена парнями и девками, слушающими ее пение, но не толкающими под локоть. Всеж умен староста, умен… Можно бы и подзадержаться в деревеньке… Он с того свою выгоду не упустит, а Меда подзаработает.
Кто-то из парней обратился к Меде, она покачала головой, не прекращая петь, хоть и не расслышала вопроса. Она договорилась петь до полуночи. Потом – может быть…
…Сплетались руки, судьбы, лозы.
Рвались сердца в немой печали,
Когда беспечные стрекозы
Их наугад окольцевали…
Меда вздрогнула, будто ее кольнуло что-то. Сердце пропустило один удар. Пальцы на струнах продолжали свое движение плавно, но будто фальшивая нота в балладе скользнуло что-то по краю сознания. Майская ночьная прохлада скользнула по спине пальцами сквозняка, не смотря на жар ближайшего костра. Растревоженный взгляд обегал толпу веселящихся кметов, и быстро наткнулся на чужеродный объект. Среди льна и шерсти черным пятном – мужчина в кожаной куртке на краю поляны. Обостренное зрение оборотницы выхватило блеск серебряных наклепок по Нильфгаардской моде. И, Меда не поверила своим глазам, - перекрестье меча за правым плечом! Здесь, посреди мирного праздника – сталь за плечом? Некоторые умудряются провоцировать окружающих одним своим присутствием… Кто это? Разбойник, наемник? Сознание отказывалось принять истину…
…Когда в чарующем бессилье
Им стало сладко и тревожно
Любить не тех, кого любили ,
И тосковать о невозможном…
Если бы Меда была в анимаформе, у нее встала бы дыбом шерсть на загривке. От этого человека (будем называть вещи своими именами – не-человека) веяло опасностью. Меда быстро отдернула взгляд. В праздники всякую нечисть тянет к людям, к чужому теплу, которого они сами лишены по определению. Которое сама Медея чувствовала только дома, хоть до сих пор всегда уходила оттуда на большак. Нет, ничего против кого бы то ни было Меда не имела… Просто испугалась, как бы это не коснулось ее лично.
…Свобода - сказочное бремя
Неразрешимо-долгой ночи.
Но выбор остановит время
И до рассвета он отсрочен.
Привычные слова складывались в какую-то формулу. Сегодня праздник, может «отсрочим до рассвета»… Бардесса, добралась до деревни  только сегодня после обеда и не успела познакомиться с несколькими деревенскими только здесь. Чувствуя подкатывающийся страх, девушка сократила песню,
Любовь не ведает законов,
Любовь не верит наважденьям.
Послышались аплодисменты и одобрительные крики, девчонки вздыхали и улыбались, прижимаясь к парням. Меда подскочила, поклонилась налево и направо, заодно размяв ноги, и вернулась на плащ
- Веселую давай, плясовую! Давай девка, пой!
Медея позубоскалила во все стороны, трижды ритмично стукнула кулачком по дереву лютни и запела «Ну-ка мечи стаканы на стол..», краем глаза наблюдая за ведьмаком.
ПЕСЕНКА

Отредактировано Медея Червонни (2012-03-19 14:30:15)

Ну-ка мечи стаканы на стол!

Вот уж не везет так не везет! Он что, с другого края поляны усмотрел, чтоль?! Меда ощутимо занервничала. Ведьмак проталкивался сквозь толпу и не куда-нибудь, а прямиком к ней! Девушка могла поклясться, что видела этого человека… этого э…не-человека впервые. Довольно высокий, крепкий и статный, жилистый, что твой ремень, пепельные волосы не убраны… Мог бы показаться даже красивым той особой мужской красотой, от которой всю кровь будоражит, если бы не шрамы, уродующие правую половину лица и не холодные, с колючим прищуром глаза. Вертикальные зрачки завершали образ. Глаза убийцы, глаза человека, который, пробираясь через толпу веселых людей, кривится, словно ему их запах неприятен, глаза, которые пристально уставились на Медею.

Полыхнуло сперва оранжевым, потом алым, ведьмак отвел взгляд и Медея вздохнула свободнее. Задорно распевая о жизненной позиции некоего человека, начинающего свой день с бутылки, Меда больше всего сейчас хотела почувствовать на губах знакомый терпкий привкус аканитового отвара, а лучше настойки. Хоть она и приняла порцию перед выходом на концерт, но явно не рассчитывала на подобные потрясения.
…Я не хочу тянуть баржу, поэтому я хожу- брожу,
Если дойду до конца земли пойду бродить по морю...
Ведьмак нашел глазами старосту. Меда с облегчением выдохнула, сделав припев еще более зажигательным. Ну конечно! Он к старосте, сейчас будет про работу спрашивать… А вовсе не к ней. Ну вот же существо непрошибаемое! Мало того, что с мечом на чужом празднике, как палка в колесе, мало того, что смотрит на всех как краснолюд на простоквашу, так еще и о делах с человеком заговаривает, когда у того пиво в голове шумит. А еще удивляются, что их ведьмачий цех не жалуют!
Хорошо бы подобру поздорову убраться отсюда. Лучше в лес и там переждать. Но тогда второй половины оплаты Медее не видать, как своих ушей, а заодно и идея задержаться на несколько дней в деревне, отмыться и отдохнуть, накрылась бы крышкой. Ну тогда хоть бы просто в хороводе унестись подальше от тусклого серебра на одежде незнакомца.
..Все говорят,что пить нельзя
Я говорю, что буду!
Новые аплодисменты, куда более громкие, чем предыдущие, выкрики, смех. Бардесса раскланялась, помахала рукой парню, зовущему ее танцевать с дальнего ряда.  Радостно. Пахнет свежей зеленой травкой, которую порядком вытоптали танцующие. Звезды гроздьями нависают над головой. Полнолуние только через пару недель. Живи и радуйся, чего уж тебе! Медея не удержалась и отхлебнула из фляжки, которую всегда носила на поясе. Знакомый терпкий вкус коснулся губ, пробежал прохладной терпкой волной по языку и гортани. Немного успокоил.
Но вдруг у Меды волосы встали дыбом. На грани обостренного волчьего слуха, неслышимый  для людей режущей нотой повис Зов. Одна вибрирующая нота, на которую хочется ответить. За которой хочется нестись со всех лап, задыхаясь от радости. Свои!
Но здесь? Это  НЕ свои. Свои остались дома, на постоялом дворе у перекрестка лесных дорог. А этот – чужой. И кто на чьей территории не известно. Вернее известно, и доподлинно.
Да что ж вечер, так приятно начавшийся, имеет столь печальное продолжение?!

Разгоряченные танцем и веселой мелодией парни и девушки после непродолжительных аплодисментов и одобрительных выкриков продолжили веселиться сами, распевая и отстукивая ритм в ладоши. Медея, не долго думая, присоединилась к танцующим. В танце меньше возможности напороться на неприятное знакомство, тело радуется движению, целая толпа движется, смеется, дышит в одном ритме с тобой. Сверкающие глаза, улыбки, прикосновения, легкость и ни к чему не обязывающие шутки.
Свадебный рилл – простой, но очень веселый танец: книксен партнеру, здоровенному рыжему парню, хлопок в ладоши, затем по ладоням партнера, не слишком сильно, но звонко, пляшущий локон, легкая испарина на верхней губе, кружение вокруг себя, весь мир оборачивается, словно ты его центр, почувствовать как тебя за талию хватает рыжий, правую руку закинуть ему на плечи, левой за запястье, взгляд в глаза, смех, слегка сбитое дыхание, прижаться, чтоб сильнее закружиться, улыбка, смена партнера, и все с начала. Меда протанцевала пять или шесть туров, но вертясь и кланяясь, ловила на себе зеленый равнодушный взгляд. После очередной фигуры танца Медея поднырнула под руку следующему веселому усачу и скользнула в тень. Раньше этот прием выручал оборотницу, когда ей нужно было ненадолго исчезнуть, на самом деле не покидая рабочего места. Вряд ли ведьмак останется на празднике – ему тут явно не нравилось. Он уйдет, а малышка-Меда вернется на помост…
Слегка запыхавшаяся Меда распустила шнуровку на корсаже на пару дырочек и закрепила шнурок. А когда подняла глаза, не смогла удержать паники в душе и вздрогнула. Прямо перед ней стоял тот самый ведьмак, от которого она так опрометчиво скрылась в тени. Ну да… Медея чуть не стукнула себя кулачком по лбу. Конечно же, он видит в темноте. Что за опрометчивость! Но первые слова ведьмака прозвучали учтиво и даже по-богемному.
- Вы очень красиво поете. Преклоняюсь перед талантом поэтессы.
Он не догадался, что ль? Наверное, именно поэтому Медея среагировала так, как принято было вести себя с такой же богемой, как и она сама. Сделала короткий книксен, усмехнулась:
- Благодарю, милсдарь! Но я не пела еще своих песен сегодня вечером. Людям хочется слышать знакомые,истинно «народные» песни. И я с радостью в начале даю им то, чего они хотят.
Медея улыбнулась и пожала плечами.
- Возможно, ближе к вечеру я спою что-нибудь свое.
Оборотница стрельнула глазами по кистям рук мужчины, удостовериваясь. что на них нет перчаток и главное всяких серебряных колец-цепочек на эльфий манер. Протянула руку.
- Медея Червонни, к Вашим услугам, милсдарь ведьмак. Позволите узнать, как к Вам обращаться, на случай, если мы решим продолжить беседу?
Усмешка коснулась губ девушки, пробежала по веснушчатому носу и скрылась в уголках глаз.
Странно, но душа, столкнувшись с опасностью и страхом, юркнула в привычную скорлупку дружелюбия. Это безопаснее. Не хватало еще с перепугу обернуться среди кметского праздника, на глазах у машины для уничтожения ей подобных. Зов больше не повторялся. Понятно, что если скоро волчица не уберется подобру поздорову, или не представится местной стае, то они придут знакомиться сами. Но не сегодня. Не в Беллетейн. Они и сами, наверное, носятся  по лесу, славя жизнь, играя на лунных полянах. Звери в звериной шкуре. Интересно, знают ли они о свойствах аконита? И не учует ли его ведьмак. Ну, учуять-то может и не учует, но целоваться с ним теперь точно нельзя. Медея одернула сама себя. Ну что за бред в голову лезет! К нему и подойти близко страшно. Но, видимо, Беллетейн. Весеннее безумие. Ночь вне времени и условностей.

Протянутая рука сиротливо повисла в воздухе. Видит Меллителе, не в первый и не в последний раз в жизни Меды. Медея Червонни убрала ее, будто ничего и не произошло,  инстинктивно вытерев о юбку. Да…, неловко вышло. Вот ведь и слова вроде учтивые, и голос спокойный, а вот так вот… И не знаешь, что ожидать! В знакомых богемных кругах руку поцеловали бы, где-то в дороге – пожали бы как равному… Рука оставалась в воздухе, когда собеседники подчеркивали свое превосходство. А тут… не поймешь. Может догадался, поэтому и не прикасается. Медея слегка нахмурилась, ну что ж…
- Роберт, - проговорил ведьмак. – Просто Роберт.
Угу… Просто Васька, просто Дружок, просто Воронок и просто Марыська. Сегодня ночь Беллетайна и можно обойтись без имен, верно! Действия и слова ведьмака говорили о противоположном, и это настораживало.
- Жаль, что это не ваши песни, Медея. Но я надеюсь, вы и свои исполните – А у самого глаза по кустам бегают. Неужели Зов услышал? Неужели ее, Меду, пытается с праздника  вывести потихоньку, опасаясь невинных жертв? Но как доказать ему, что она хоть и оборачивается волком, разума не теряет. И не охотится на людей. Ха! Такой на слово не поверит. Медея незаметно потянула носом воздух: кожа, металл, серебро, лошадь…Травы… И что-то особенное, очень индивидуальное, не повторяющееся, что отличает одних людей от других… Опасностью вроде не пахнет.
- А пока – не желаете ли перекусить или выпить? – Чего ты ожидаешь? Что я примусь на твоих глазах бедрышко девственницы обгладывать?!
- С удовольствием, милсдарь… - Медея мило улыбнулась – Разве что кваса или сидра яблочного – он у них не крепкий.
Бочки с питьем и корзины со съестным стояли на помосте, под бдительным присмотром старосты. К ним и направилась Меда.
«Виночерпием » был здоровенный детина, какими обычно становятся живущие на свежем воздухе, занимающиеся простым физическим трудом и хорошо питающиеся люди. Но такое сочетание встречается редко. У кузнецов, например.
-Мазелька опять за квасом? Нельзя же в такую ночь одними помоями наливаться?! Вот, бражки отведай, или пива. Время- то уже… Луна эвон как высоко.
- Не луна, а месяц, Малыш! – Медея рассмеялась. Ну и прозвище у этого громилы – Плесни-ка мне сидра. Немного. И милсдаря ведьмака не обнеси.
Малыш скривился:
- Фу, такую кислятину пить… Неужто и Вы, милсдарь станете?
Но всеже нацедил в деревянную кружку пахнущего яблоками, слегка пенящегося напитка.
Медеяп приняла кружку, поднесла к губам. Зря Малыш на свой запас наговаривал. Напиток был ароматный, слегка пощипывал язык.
- Прямо как дома, - Меда непроизвольно улыбнулась ведьмаку – Когда яблоки снмают. Спустишься в погреб – а там они в корзинах. И запах…
Они отошли от Малыша, уступая место другим страждущим возлияний.
Присев у одного из костров – парни и девушки приветствовали их радостными возгласами, и Медея помахала рукой – бардесса устроилась на спиле дерева, установила чашку у ног и вновь обратилась к ведьмаку.
- Ну чтож, просто Роберт… Вы тут, вероятно, проездом, а я на работе. Так что о чем мне спеть Вам? За Вами выбор.
Девушка взяла пару аккордов, подтянула восьмую струну и уставилась на парня.

Отредактировано Медея Червонни (2012-03-26 09:39:33)

Старый мудрый Учитель, пожилой усталый менестрель оставшийся в Стае по своей воле, наставлял юную Меду. Мол, когда хочешь спеть для кого-то, смотри ему в глаза, смотри в душу. Люди глухи в первую очередь к себе. Скажи песней те слова, которые человек сам вслух не произнесет, но ему нужно услышать их от другого. Позволь его сердцу тоже стать крылатым. И Меда старалась, прислушивалась к своим чувствам, прислушивалась к песне человека… Пока не спела учителю про разрушенный дом, про чернобыльник на пороге, про перикати-поле, лишившееся корней и несущееся, само не зная куда, рассыпая семена песен, которые не известно, проклюнутся или нет… Учитель похвалил тогда Меду через силу, сказав, что главному она научиться сумела.
Вот и сейчас… Беллетейн не место, конечно, петь о черном всаднике, но если эта песня просится с губ?. Ей казалось, что она почувствовала ведьмака, уловила и приняла его одиночество, его привычку не ждать ничего хорошего от людей и получать от них то же самое в ответ, его разочарование в цели, его… его странную боль, о которой можно догадаться только когда она покидает твое сердце. И в кошачьих глазах ведьмака она увидела отклик. Значит, песня попала в сердце.
Медея взяла последний аккорд, мягко сводя мелодию на нет. Раскланиваясь, Меда поглядывала на парня, стараясь понять, вышел ли он из песни…Похоже не очень. Бардесса вернулась на свое место. Страх отпустил, когда она рассмотрела за опасностью – человека. Роберт ответил на незаданый вопрос девушки.
- Очень красиво.
Медея оставила парня не на долго побыть в состоянии «своей песни», как она его называла про себя.
А вокруг – Беллетейн! Май кружит голову, потрескивает костер, хмельное веселье вокруг, все кажутся влюбленными друг в друга. Меда ударила по струнам и запела задорную, одну из своих любимых майских песен
Скорее, дружок! Ты слышишь рожок
И посвист весенних манков?
Призыв егерей - поедем скорей
Меж кленов и юных дубков.
Эта песня легко находила путь к сердцам как высокородных слушателей, так и кметов, всегда готовых пошутить над знатью, особливо, если этой знати нет поблизости.
Меж буков и лип стремительней рыб
Проносится буйная свора.
"Скорее настичь!" - разносится клич
По ветреным майским просторам.
Но не к сердцу ведьмака, который будто и не слышал слов задора и радости, будто и не ощущал майского ветерка на коже.
О ворох страстей, о клад новостей -
Политики, войны, измены!
Курфюрста рука, отставив бокал,
Ложится на чье-то колено.
Вот это точно к теме Беллетейна! К этой поздней шальной ночи. Многие из парней повторили жест курфюрста, а одна пара со смехом подскочила и унеслась в темноту…
Меж томных свечей лилеи плечей,
Перчатки и шляпа маркиза,
Курфюрста рука, усы денщика
И ножка Марии-Луизы.
Кто-то прокричал эти слова хором с Медой. Она задорно улыбнулась, подбадривая подпевать.
О, где этот май? Покинула край
На юг улетевшая стая.
Трогательный перебор, нарочито распахнутые глаза, украдкой взгляд на ведьмака. Кажется, он уже «в себе», потягивает пиво. Ну и прекрасно.
И снова – задорно, так, чтобы все сидящие подхватили и продолжили петь что-то уже сами, когда Меда могла бы … А что, шальная идея!
Курфюрста рука, увы, далека
И бог весть что делает ныне!!
Эту песню всегда принимали хорошо, вот и сегодня… Крики, шум смех! Как и рассчитывала Медея, кто-то сам затянул песню. Про ежа, кажется  «А с ежиком вышел прокол!»
Девушка коснулась руки ведьмака, привлекая к себе его внимание.
- Они пока сами развлекутся. Боюсь, Вам стало грустно после моей песни. Пойдемте танцевать! Не станете же Вы отказывать мне в танце, как деревенским девчонкам – Меда с хитринкой улыбнулась, взяла покрепче парня за руку и потащила к другому костру, вокруг которого танцевали пары. Как раз закончился «Рилл вокруг солнца» и запыхавшиеся танцоры отдышавшись и отсмеявшись вставали на более плавный «Па де грас». Неожиданно Меду кольнула мысль, что и она заразилась весной.
Медея в очередной раз порадовалась, что носит довольно-таки закрытые платья. Куртка Роберта, как кострище маленькими жгучими угольками, была покрыта серебряными нашлепками. Конечно, через шерсть и батист они безопасны… но стоит быть поаккуратнее.
- У костра будет жарко… Может снимешь? – Медея многозначительно указала взглядом на мешавший ей предмет ведьмачьего облачения.
Девушка попросила сидящих неподалеку ребят присмотреть за лютней и оставила инструмент, вопросительно глядя на ведьмака. Также поступил и ведьмак, со вздохом снявший куртку и закрепивший меч поверх рубахи.
Роберту, судя по всему, был знаком этот танец, так как он занял свое место у девушки за спиной, приобняв левой рукой за талию, а правую подав чтобы она могла опереться.
Оборотница одернула рукав и вложила руку в ладонь ведьмака.
Как бывает в танце, девушку окутала аура партнера, его запах, тепло его тела, его сила… Роберт оказался выше нее и гораздо шире в плечах. Поджарый и мускулистый. С сильными, надежными руками. Легкий и уверенный в движениях, сдержанный. Девушка поборола желание откинуть голову ему на плечо, уткнуться носом в шею. Меда тряхнула головой, отгоняя наваждение. Стоп, Меда…Он же человек! Он не человек…- Да какая разница. - Люди – не волки, они не могут…Просто не способны… - Какая разница. Это Беллетейн!
Пары двинулись, подчиняясь общему ритму, и отвлекая от излишних мыслей. Два шага от огня, два шага к огню, восемь шагов вокруг костра… Взгляд Меды упал на сплетенные руки, бережно поддерживающие и оберегающие друг друга. С невероятной ясностью девушка поняла, как это правильно и красиво. Поворот, два шага вбок друг от друга, два шага обратно. Руки снова смыкаются и небеленый лен рубашки ведьмака оказывается возле самого лица Меды. Девушка вскинула глаза и наткнулась на ничего не выражающий  зеленый взгляд. Кружение… Сейчас будет смена партнеров и это разрушит… Или поможет сохранить душевное равновесие. Меда облегченно вздохнула, но после кружения осталась в тех же сильных руках, чувствуя ту же рубашку у лица и тот же запах.
- Вы здорово импровизируете, милсдарь Роберт. – проговорила она внезапно севшим, с  проявившейся легкой хрипотцой голосом – Где учились? Неужели в легендарной Крепости-У-Старого-Моря?

Отредактировано Медея Червонни (2012-03-26 14:37:28)

Боги, Меда, что ты творишь?! Ты в своем уме вообще-то?! Как ты себя ведешь, черт бы тебя побрал!
Таскаешь незнакомого ведьмака за собой, как мамаша, которой виднее, что нужно ее малышу, наплевав на его собственные мысли и чувства, в душу лезешь, когда никто не просил… А сейчас прижимаешься к нему здесь как распутная девка, как портовая шлюшка! Где твоя гордость? По большакам да тавернам растеряла? С каких пор Медея Червонни готова бросаться на шею первому встречному… Да к тому же ни малейшим жестом, не намекнувшему тебе на приязнь.. Смотрящему холодным взглядом на тебя, когда у тебя сердце переворачивается. Не сумевшему отказать тебе просто потому, что не захотел обидеть. Танцующему так, будто бы мыслями – на другом конце мира!  Не получающему от этого танца ничего, кроме… Да просто ничего судя по отстраненности. И не ври, только не ври себе про весну и Беллетейн! Имей гордость прекратить свои увивания немедленно же! Ты волчица, а не драная подзаборная сука!
В Стае жили по закону волков и в соответствии со своей волчьей природой. За волчицу дрались, доказывая свою удаль, а волчица уже делала выбор. Не обязательно самого сильного и ловкого, но того, кого потянет древней магией крови. И пара образовывалась на всю жизнь. Как и у волчиц, у девушек Червонни даже регулы приходили только после появления пары, и то не сразу… Медея за восемь лет привыкла к тому, что у людей бывает иначе. Как навроде – Беллетейна. Когда все понарошку. Когда назавтра останется только пустота да разочарование. Домой! Надо домой… Молодых оборотниц отпускали из дома так же легко, как и молодых оборотней. Конечно, не прогоняли, как в стае волков, но и не удерживали. И не препятствовали возвращениям, после обретения пары. Оборотни, как и волки, не спаривались с родней. Конечно, им было легче, чем волкам – пара укусов, месяц трансмутации… И любой человек мог услышать Зов Лунной Волчицы.
И со всем этим… Со знанием Закона Стаи и Права Сильного… Что ты делаешь здесь и сейчас? Зачем вместо того, чтобы петь, прилипла к ведьмаку, как банный лист?
- Нет, увы, - улыбнулся ведьмак. - Там не учат танцевать.
И вновь что-то осталось недосказанным. Да кому здесь нужна твоя искренность?! Холод пробежал по животу, груди, рукам, холодными пальцами забрался под ворот камизы…
- Милсдарь, мы сбиваем рисунок другим танцующим, импровизируя так. – Меда старательно похлопала ресницами и улыбнулась, выскользнув из рук ведьмака посередине танца. В горле застрял комок из досады и презрения к себе. Щеки расцветил жуткий стыд за свои эмоции и несдержанность. Медея глубоко вздохнула. Чего она так завелась-то? Разозлилась… Так можно легко всякий человеческий облик потерять. В прямом смысле. Девушка подобрала лютню и поблагодарила ребят, присматривавших на ней.
Слегка отрезвленным взглядом Медея осмотрелась вокруг. Большинство костров прогорало. Темнота сгущалась. Было уже заполночь. Остались только самые стойкие,  и не нашедшие себе пары на эту ночь безумия. А все мили дороги, проеханные еще утром, навалились на спину. Так еще повременить – и как раз застанешь осадок праздника, как в бокале с вином. А Меда предпочитала не пить до дна.
Ведьмак наклонился за курткой.
- Ну что ж, милсдарь Роберт, спасибо за приятный вечер. Уже поздно, а я с дороги. Мне надо домой… Ну то есть на постоялый двор. Староста мне комнату отвел там без оплаты. Правда под самой крышей…
Меда пожала плечами.
- Все праздники когда-то заканчиваются.

- Нынче небезопасно. Я вас провожу. Я настаиваю.
Что это?! Откуда столько сожаления в охрипшем голосе? О чем он сожалеет? О том, что рядом с ним сейчас всего лишь полузнакомая бардесса? О том, что не подцепил кого-то моложе и симпатичнее? Или о том учителе, не из Каэр Морхена, который тренировал его в импровизациях?
Дура ты, дура. Дура и есть.
Ведьмак неловко поймал Меду за руку, удерживая. Неловко для оборотницы, естественно, прижав к кисти ее правой руки рукав куртки с серебром. Жгучая, неправдоподобная боль пронзила кисть рук сразу в нескольких местах. Щипет, дергает, горит! Девушка некуртуазно выдернула руку и спрятала за спину, потирая там о подол юбки, прижимая покрепче. Меда отвернула лицо, исказившееся гримасой боли. Ожог. Как алхимический ожог, говорил старый Учитель. Ну, сравнивать пока не с чем. На глазах выступили слезы незаслуженной обиды. Лишь бы не увидел, лишь бы не догадался! Кто же захочет целовать оборотницу?!
Чего? Что у тебя в голове, Меда?! Да тебе живой бы остаться после такого! Вдруг он Зов слышал? Целовать… Размечталась.
Девушка и не заметила, занятая правой рукой, ноющей и дергающей, со вспухающими волдырями, как оказалась уже на полпути к постоялому двору в обществе Роберта.
-Что с рукой?
Ведьмак оказался наблюдательнее, чем она ожидала, или просто трудно скрывать боль.
- Да уголек от костра стрельнул, обжег… Надо бы конопляным маслом помазать. Ничего страшного.
Мда. Надеюсь, что ты лучше скрываешь свой интерес, возбуждение, желание оказаться рядом, прижаться щекой к плечу, встать на цыпочки и коснуться губами губ, ощутить их ответное движение навстречу, снова почувствовать сильные руки, обнимающие за талию, прижимающие к себе… -Стоп! Стоп, Меда! Ты будешь сожалеть. – Да, я знаю…
Но Роберт шел спокойным уверенным шагом, посматривая вокруг, настороженно ожидая опасности. По-видимому, он все-таки слышал Зов… И обращал внимания на девушку рядом не более, чем на какого-нибудь мула с багажом…
Силуэт постоялого двора вырисовался на фоне звездного неба.
- Ну вот мы и пришли. – Повисла неловкая пауза перед прощанием.
- Я остановился тут же, - прокомментировал ведьмак. Девушка вздрогнула.
В здании огни были уже погашены, или и не зажигались с вечера, поскольку все были на поляне, а открытый огонь… Меда хорошо видела в темноте, как и все волки, в слегка зеленом цвете. Легко пробравшись к лестнице между столов и стульев, она поднялась на чердак, где староста выделил ей комнату, не взяв оплаты. Под самой крышей, с соломенным тюфяком и стоящей рядом седельной сумкой.
Меда задумчиво распускала шнуровку корсажа, подспудно сожалея об отсутствии воды для умывания. Бережно развесив одежду на стропилах, она осталась в нательной рубашке. Спать как дома без нее в чужой, не самой чистой постели она не рискнула бы. Как и мять во сне свой костюм. Как говори ее мудрый старый Учитель, менестрель должен не только звучать, но и выглядеть. Разобравшись с одеждой, Медея вынула пузырек с розовым маслом, которое получила в презент от некоего купца, на именинах которого пела, и расходовала очень экономно, и протерла ожог. Перемотала тряпицей. К утру пройдет. Она же – не человек… Заживет как на… Или от серебра не заживет? Вопрос в другом. Заживет ли к утру – сердце. И не останется ли больше в нем сожалений от того. От того, что отказалась от чего-то большего… Чем гордость. Сомнения, сомнения… Медея знала верное средство от подобных сомнений. Не узнаешь о вкусе плода, не надкусив его, говорил Учитель. И пока вкус запретного плода был кислым. Зато наутро сожалений не оставалось.
Собрав в кулак начавшее трепетать было сердце, девушка вышла, бесшумно притворив дверь. Спуститься ниже и пройти по коридору заняло еще пару минут, в течение которых сердце девушки пыталось выскочить через горло. Только волки умеют двигаться – так, словно стелясь над землей, как туман, как дымка.
Ведьмак спал у распахнутого окна, и будто бы и не дышал. Замирая от собственной дерзости, Медея сделала последний шаг, убрала за ухо волосы и склонилась над лицом спящего мужчины, расслабленным во сне и почти красивым… Почти. Если бы не шрамы. Волна невыразимой нежности поднялась от сердца. Кто ранил тебя? Какой болью рвало твою самонадеянную голову? Кто позаботился о тебе? Медея коснулась своими губами тонких сомкнутых губ.
Почти коснулась. Взрыв боли ударил в ухо, скулу, оглушил, смял, сбил с ног, отшвырнул к окну. Ведьмак взвился, замахиваясь мечом.
-Неееет! Нет!
К горлу подкатила знакомая тошнотворная волна, трансмутация скрутила все члены, перемалывая знакомой и привычной болью. Секунда – и у окна сидела огромная серая волчица по пояс взрослому мужчине. В мозгу пронеслось – не зря весь вечер аконит глушила. Рывок – всего один – в сторону открытого окна. И бежать. Бежать в лес!

Лес, лес – родная стихия! Сколько раз он укрывал, спасал Медею! Легко! Легко! Волк создан для леса! Стремительное тело несется, огибая стволы, перемахивая подлесок, лапы с мягкими подушками сильные, волчий шаг легок! Все бы ничего – да морда, разбитая до трансмутации, кровит, во рту стальной привкус от разорвавшейся во время оборота губы. Боль почти не чувствуется от бешеного адреналина.  Эх, жаль лес незнаком! Но в любом лесу можно ломиться вперед, а потом тихо шмыгнуть в сторону, затаиться…
Семья Червонни не охотилась на людей специально, все еще рассчитывая, что через обещанные семь поколений проклятие спадет. Ну или, по крайней мере, не опускалась до каннибализма. Но откуда это знать ведьмаку! Что только дернуло тебя заявиться к нему посреди ночи!! Ты сама – не человек, глупо было требовать от него большего! Он тоже – не человек. Легко! Как легко оказалось найти ответ! Ты искала любви – вот прямой и точный ответ тебе, девка – крестовиной меча в морду.
Испугалась? Конечно! Не сохранила человеческого облика? Переволновалась? Трижды «ха»! А если бы сохранила – было бы лучше? Он остановился бы? Откуда тебе знать?
Машина для убийства! Волк создан для леса! Ведьмак создан для убийства! Правая лапа, обожженная серебром болит. Он убивает, даже не замечая. Из груди рвется горестный вой, которому Меда не дает вырваться наружу. Как же досадно! Душа, как больной волчонок, скулит и подвывает. И некого винить!
Оборотница затормозила, плавным и тихим прыжком перемахнула кусты, приземлившись на поляну. Шелковистая трава коснулась лап. Меджу веток стало видно луну – еще не полную…
На поляне был ОН. Глыба! Мощь! Куда там Малышке-Меде! Размером со скаковую лошадь, черно-бурой масти и легким серебром по холке, матерый, с клыками в ладонь человека-Медей. Оборотень. На своей территории, судя по запаху. В своем Праве. После удачной охоты. Над своей Добычей. Уже успевший подкрепиться. Будь Медея в такой форме и такая… сытая.. разбитая морда уже затягивалась бы молодой кожицей… Он походил на дядьку бардессы – Вожака их Стаи. Так же силен. Вот только глаза… В глазах дядьки Медея никогда не видела безумия зверя, в каком бы облике он не представал. Аконитом здесь и не пахло…

Оборотень оторвался от трапезы. Печень и сердце… Издал низкое рычание, отгоняя Меду от добычи.
Инстинкт все сделал за нее. И все сделал правильно. Меда припала на передние лапы, поджала хвост, поползла на брюхе, поскуливая, к тому, кто в Праве по Закону Сильнейшего. Пришло время представиться тому, а чью территорию зашла, и желательно уцелеть.
Весь вид волчицы говорил: «Ты сильнее, ты старше, я признаю. Я слабее. Решать тебе.»
Оборотень смотрел на нее сверху вниз, перестав скалить клыки. Демонстрируя превосходство, толкнул плечом, несильно укусил за холку. Не встретив сопротивления, начал обнюхивать волчицу.
Послышался шорох шагов, пока едва уловимый.
Оборотень с удивительноц при его массе легкостью почти с места перелетел через кусты за мгновение до того, как на поляну выбежал ведьмак.
Выследил пронеслось в глазах Медеи. Жаль, что в звероформе говорить невозможно.
А с ним, наверное, и бессмысленно.

Откуда-то из самого сердца вырвался горестный вой. Не Зов. Просто слезы, облегчающие душу.
Все пропало. Крест на мне. Только если улизну... С людьми бывало легко. Бардесса вела свой счет историям, когда раздосадованные несговорчивостью одинокой молодой женщины или позарившись на ее заработок люди пытались утвердить свое Право Сильного. И это было понятно. И это было по Закону. Просто Медея оказывалась пока сильнее. Особенно в форме зверя, которая была для нее всегда последним аргументом. Конечно, она не выходила на Охоту, но и оставить свидетелей, покушавшихся на ее жизнь, позволить себе не могла. До каннибализма Медея не опускалась никогда. Но и убийств за ней было не больше, чем за любым на большаке. Медея предпочитала убегать. Как из комнаты ведьмака. Только ее редко преследовали. А уж не догоняли никогда – до сегодняшнего вечера.
С ведьмаком тягаться силами было бессмысленно. Страх прижимал к земле, заставлял поджимать хвост и прижимать уши. А в голове стучало «шаг, поворот… ритм, ритм». А лапа чувствовала тепло и бережную поддержку мужской руки. Как? Ну как можно пожелать прыгнуть на плечи, сбивая на землю, когда только что хотела откинуть на это плечо голову, если прижималась спиной к этой груди, замирая от непонятного наслаждения? Как пожелать вонзить зубы в беззащитное горло и вырвать гортань вместе с трахеей, если только что склонялась к нему для поцелуя? Как можно вынести ненависть и презрение в зеленых глазах, в которых, как редкостная драгоценность, проскальзывало тепло, когда они смотрели на Меду? А есть ли смысл вступать в схватку, если решимости убить – нет?.. Проще лечь на землю и… Интересно, если у меня отрубят голову – кем я останусь? Человеком или волком? Лючше – волком… Ведьмак сможет потребовать награду.

Рядом хрустнули ветки. Не утруждая себя прыжком, вернулся Оборотень, о котором Меда на мгновение забыла.
Этого-то не мучали сомнения. Впереди был Враг. У лап была Добыча. Рядом была Самка, которую получит сильнейший. Все вело к драке. Все разрозненные инстинкты скрутились в один жгут, натянулись так, что сопротивляться невозможно. Зверь вышел вперед, оскалив морду и прижимая уши. Он не обманывался тем, что Враг на двух ногах. Он видел в его руке Зуб. Он чувствовал его запах, в котором не было страха. Он знал, что его победа будет не такой простой, как во время Охоты на вкусную человеческую самочку.
Волчица в драку между самцами не вмешивается. Это Закон.
Волк, слегка сгорбившись и ощерившись двинулся к человеку, обходя его по кругу слева, заходя из тени, в которой двуногие не видят.

Отредактировано Медея Червонни (2012-04-02 15:28:00)

Ситуация затягивала. Близость Вожака возвращала к инстинктам, к Стае. Вкусно пахло кровью. В сознании Медеи толкнулась мысль – а может так все и правильно? Сейчас дождаться победы Вожака, подождать, когда он поест. Ведь будет уже больше добычи..  И он наверняка позволит Медее поесть… Сырое мясо, еще теплое, отрывать зубами и проглатывать не жуя. Это слабое человеческое тело нуждается в пережевывании.. Чувствовать как густая, с металлическим запахом кровь, стекает по гортани, по губам, как заполняется пустота в душе, более глубокая, чем в желудке. Ощущать как хрустят на зубах мелкие косточки фаланг… Ведь Вожак съест самые вкусные места сам… Потом войти в его Стаю, став второй альфой, Матерью Стаи. Позволить овладеть собой, когда придет время, без особой нежности, оставаясь волками. Выносить и родить волчат… Начать выходить на Охоту в полнолуние. Видеть как благодаря чужим жизням легче зарастают раны, медленнее стареет тело… Взгляд уперся в разорванную гортань, в сизыми червячками извивающиеся разорванные вены. Нельзя есть прежде вожака. Закон Стаи. Рот наполнился густой слюной. Так просто, так естественно...В голове крутилось…
Выпусти меня, отвори двери,
Темным коридором из плена темницы,
Выпусти меня - полуночного зверя,
Выпусти на волю души моей птицу!
Нехотя волчица оторвала взгляд, тяжело сглотнула.
Ведьмак и Вожак кружили по поляне, как в танце, обходя друг друга, Ведьмак поднял руки с клинком, будто выполняя фигуру.  В Тан-це… Шаг, поворот… ритм, ритм… Сердце дрогнуло, отозвалось. Вожак распластался в стремительном прыжке, ведьмак крутанулся, пропуская его, но не достав клинком.
Я построил стены крепче чем камень,
Слово мое будет крепче металла.
Спутана дорога безумными снами,
Белая метель следы разметала...
Боги! Что на нее нашло? Медею затошнило от леденящего ужаса. Что в ней такое поднялось, какая волна? С каких глубин волчьего естества?
Волк – не Вожак! – слишком далеко зашел в зверя. Не бывает Вожака без Стаи. Стая не признает Вожаком безумца. Меда двинулась, припав на передние лапы к дерущимся. У нее есть разум! Она человек! И только ей делать выбор, как повести себя, а уж никак не волчьей крови.
Волк оказался бы за спиной мужчины, но ведьмак был также быстр.  Оборотень решил поступить способом, знакомым Медее, как волк на охоте: Проносясь мимо, наскакивая вырывать куски из жертвы, целясь в жизненно важные органы – шею, живот, пах… Но не учел, что ведьмак – не олень и не корова. Оборотень отскочил в бок и повторил атаку с другой стороны. Зубы, как четыре ножа, клацнули у лица ведьмака.

Отредактировано Медея Червонни (2012-04-03 17:22:56)

Ведьмак и Оборотень кружили по поляне, захваченные смертельным танцем. Оборотень изменил тактику, видимо, признав в мужчине равного – такого же хищника, как и он сам. Оставив не принесшие пользы наскоки,  попытался прыгнуть на ведьмака, ударить всем весом на плечи, смять, свалить, вцепиться зубами в глотку. Мощная магическая аура прокатилась по поляне, заставляя шерсть на загривке вставать дыбом и вызывая оглушительный звон в ушах.  Оборотень отлетел, но встал на лапы – Меда видела, как дома во время весеннего гона мужчины рода Червонни вставали и после более сильных ударов нанесенных соперниками.  Хотя, признаться, Медея и не видела ни разу, чтобы кто-то не встал. Не для того случались поединки. Звери между собой редко сражаются до смерти. Достаточно просто признать поражение – и бессмысленных убийств не будет. Морду к земле, хвост поджать, позволить укусить себя за загривок пару раз…И принять более низкое место в иерархии.  Но на поляне не было и волков, кроме разве что самой оборотницы, помнившей Закон и уважавшей Право. Двое, дравшиеся до смерти, желающие убить друг друга просто увидев, в лесу на «своей» территории, выпустить друг другу жилы только из-за того, что нет им места в подлунном мире одновременно – не были волками. Чудовища – лучше подходит. 
Меч описал дугу, достав Оборотня. Карминовые капли брызнули на траву. Но еще до того как они упали, в воздухе повис «серебристый», как говорила младшая Медена сестренка Адда, запах крови оборотня. Не вкусный, как человеческий, а какой-то… скользкий и прозрачный.
Ведьмаку тоже доставалось – куртка, так мешавшая Меде на поляне, была разорвана, а рубашка из небеленого льна окрасилась темно-бордовым. Медея никак не могла вычленить запах… В кошачьих глазах ведьмака, плескалось безумие боя. Он уже перешел черту осознанного поведения  – теперь только «здесь и сейчас», только реакция. Клинок  вычерчивал серебристый узор в ночном зеленом сумраке.
Оборотень не зря дожил до тех лет, когда волчье начинает брать верх над человечьим. И у него в запасе были свои трюки. Медея слабо разбиралась в  фехтовальных приемах, но вот волчьи ухватки могла узнать. Оборотень старался держаться по-ближе к противнику, чтобы меч тому стал бесполезен. Влипнуть  в его тело, задавить в ближнем бою. Оборотень перекатился, видимо, по привычке, зашел с теневой стороны и кубарем подкатился под ноги ведьмаку, угрожая сшибить на землю, но в последний момент мохнатой пружиной выстрелил вверх,  ударил в грудную клетку,  целясь вцепиться в горло. Разница в весе и инерция взяли свое и разница в росте была окончательно сглажена. Ведьмак ушел вниз на одно колено, стараясь перекатом вывернуться из-под оседающей на него туши. Оборотень старался успеть прижать ведьмака к земле. Возможно, Роб и сделал бы что-то. Возможно в рукаве или сапоге у него был свой ведьмачий секрет…
Но Медея успела первой. С разбегу волчица врезалась всем весом в плечо Оборотня, сшибая с Роба, заставляя помедлить те самые доли секунды, которые часто оказываются критическими.  Зубами вцепилась в морду, туда, где у волков болевые точки, еще успев увидить удивление в подернутых дымкой безумия глазах Оборотня. Удерживать захват она долго и не смогла бы.  Как только ведьмак  откатился и сама Медея отпустила челюсти и отпрыгнула в сторону.
Сердце плакало. Пусть и безумный, но оборотень – свой, четырехлапый. Почему же не на его стороне? Почему такой двойной стандарт? Почему уже после признания старшинства, она выступает против?
Не время слишком задумываться. «Шаг, оборот… ритм, ритм..» Ритм боя затягивал Медею Червонни, взывая к самым корням ее натуры. Ведь волчицы – тоже дерутся, когда есть за что.
За что дерешься ты, припадая на обожженную лапу и слизывая с губ собственную кровь? Что за странный бред впечатался в твой мозг, Меда, малышка? Почему так важно, чтобы с ведьмаком ничего не случилось? Это не просто приязнь к новому знакомому, эточто-то базальное, основное, как забота о волчатах, как подчинение Праву, как невозможность игнорировать Зов… Не время, не время, Медея! Оборотень поднимается на лапы и в глазах его злое озарение.

Отредактировано Медея Червонни (2012-04-07 19:46:11)

Ее прыжка хватило. Хватило, чтобы ведьмак выскользнул, хватило, чтобы он сделал оборот и прыгнул, чтобы воткнул меч, проклятое серебро, после которого не больно-то регенерируешь, в загривок Оборотня-одиночки. Сердце Медеи облилось кровью, когда шибанул, резанул по нервам серебристый знакомый запах крови оборотня, растекающейся по веселой майской травке.
Бедный-бедный… Безумный, обреченный…Кто знает, как стал он слышать зов луны, почему не сохранил рассудок? Вряд ли он урожденный оборотень… Хотя..
Ведь волк без стаи – долго не живет. Если он изгой и второй альфа, которому не нашлось место в родной Стае, он еще до сезона, в период Гона ранней весной, обрастает своей новой Стаей, в которой станет Вожаком. Если он изгнан за нарушение Закона и Права, за преступление или став опасносным – он вряд ли проживет дольше одного сезона…  Ведь по одному волки и охотятся разве что на зайцев… или мышкуют от голода…
Волки не долго бывают одинокими. Хотя и любят двуногие баллады о волках-одиночках, их гордости и несгибаемости, сумасшедшей вере в свою правоту…
Что же так перекатило Оборотня? Ведь очевидно что он один уже больше сезона… Возможно, его сумасшествие стало причиной его одиночества – его Стая изгнала его, чтобы он не навредил ей.
А может, это был человек, заразившийся ликантропией по фатально оплошности, не сумевший принять свою новую сущность и судьбу, не знающий о Законе и Праве. Отчаявшийся в своем одиночестве. Или, может, в гордыне? Потерявший разум еще в первые полнолуния своей новой жизни?
А может, он обронил разум, как раз напротив, оплакивая свою Стаю, которую положили двуногие, пара таких вот ведьмаков. А он, как и суждено Вожаку, уходил последним, уводил охотников и должен был умереть за своих непослушных волчат, но отбился. А когда доковылял к секретному лесному логову – поздно было. И оставалось только выть на звезды, кататься по траве, да грызть землю, медленно сходя с ума. Поэтому и остался один.
Просто так взрослые, матерые, сильные не теряют рассудок. Видать, был у него тот груз, с которым не справилась душа. Чем отдать ему долг четырехлапых? Осталось разве что оплакать. И его, и свою долю. У каждого есть своя песня. Меда умеет их подбирать… Не решаясь подойти ближе, волчица Запрокинула голову и горестно, но мелодично завыла
Ритуал был исполнен. Пусть душа твоя войдет в Стаю Лунной Волчицы и станет охотится с ней, исцеленная, на Лунных полянах. А мы еще выйдем на общую Охоту!
Ведьмак Роберт стоял напротив. Не приближаясь, но и не нападая. В зеленых глазах постепенно воцарялось спокойствие.
В душе Медеи чувство опасности сменилось безысходностью и тоской. Она предала Волка. А он… Он свое смертью спас ее. Дал тоске выдавить страх и панику, погасить выплеск адреналина. Печаль, стыд, горе - это уже проще. Это уже управляемо.
В зеленых глазах Роберта плескалось что-то непонятное, но уже не ярость. Хоть и до тех искорок тепла, которые Меда видела там, у костров, полжизни назад было очень еще далеко…
- Кто ты, девочка? Волк или человек? – в ушах голос Учителя.
- Человек.
- Вот и оставайся им. Даже в волчьей шкурке. Но помни: многие люди хуже волков. Не знают ни Закона ни Права, как их понимаете вы. Но ты – будь человеком, волчонок.
Медея привычно сместила точку равновесия в сторону человека.
Девушка, стоявшая на коленях на краю поляны, куда отпрыгнула в пылу боя еще волчицей, представляла собой жалкое зрелище. В одной рубашке-камизе, вымазанной землей, травой и кровью, уже непонятно чьей, порванной на локте, с лопнувшим шнурком у ворота, постоянно сползающим с плеч. Лохматые волосы с застрявшими в них листьями падают на лицо, на правой скуле расплывается кровоподтек, губы припухли и из нижней сочится кровь.
Взгляд фокусируется на ведьмаке. Шаг, поворот… ритм, ритм… Эх, не так бы эту ночь проводить… Да что же это за мысли-то в черепе бьются? Тоска, выбор, боль… но опять этот ведьмак и опять… хочется нежности и тепла. Тепла его груди за спиной. Опоры на его руку. Рука. Меч. Серебро. Ему хватит одного удара снести с плеч твою глупую голову, Медея Червонни!
- Я никого не убивала. – вскинула руку с растопыренными пальцами – Подожди!
По лицу текут слезы, пощипывая ссадину. Как раньше не замечала-то?
Ну что ж… Выбор за тобой.

Отредактировано Медея Червонни (2012-04-20 11:45:40)

Ведьмак пятился. Ведьмак – убийца чудовищ и страховидл пятился от нее. Дожили, Медея, от тебя уже не то что кони – ведьмаки шарахаются! Нужно ухаживать за собой! Медея нервно полу-хихикнула полу-всхлипнула.
- Не шевелись… - рубашка из небеленого льна, выпачканная кровью и порванная на плече, куда пришелся удар когтей, упала на землю рядом с коленями девушки. В ушах прозвучало короткое и хлесткое  «Прикройся» брошенное ей когда-то давно одним двуногим вместе с одеждой. Роберт не считает ее человеком. Не считает возможным для себя отдать ей одежду в руки. Брезгуя? Не доверяя? Даже после того, как она так явно помогла ему? Роб застегивал куртку, как иные – доспех, отгораживаясь от всего мира. Взгляд непроизвольно скользнул по груди парня, по поджарому животу, по шрамам, каждый из которых когда-то был рвущей и выматывающей болью…
Уставившись на брошенную одежду, Медея пропустила момент, когда ведьмак вернулся к телу оборотня. Поэтому от свиста клинка и глухого, чавкающего, хрустящего звука рассекаемой плоти девушка вскрикнула и шарахнулась.
Беллетейн… Костры до неба, танцующие звезды… искры.. Нет, это в глазах огоньки уже пляшут от напряжения и усталости.
- Пожалуйста... оставайся человеком... Иначе, возможно, кто-то однажды... – с трудом выдавил из себя ведьмак, поднимая голову оборотня, глядящую мутными, остекленевшими глазами. Оборотень не вернулся в тело человека после смерти. Значит, волчьего в нем было уже больше, много больше, чем человеческого. Медея отметила это про себя как-то отстраненно, как что-то не касающееся ее лично.
Роберт повернулся к ней спиной и двинулся в лес.
Рука девушки будто сама потянулась к рубашке, смяла ткань в кулаке, подтянула к себе. Пальцем Медея коснулась пятна крови. Еще свежая. Уткнулась лицом в прохладную ткань, медленно поцеловала пятнышко, прижалась пульсирующей болью щекой к этой проклятущей рубашке. Запомнить запах, запомнить прикосновение. Это вполне может уже никогда не повториться. Есть вещи, которые существуют в единичном экземпляре. Как сегодняшняя ночь.
Еще пару минут Медеей владело оцепенение. Нет, хватит. Тряхнула головой. Поднялась на затекшие ноги, пошатнулась. Сделала пару шагов. Ветка больно впилась сучком в босую ступню. Нет, это не дело. Скоро уже светать начнет. Надо вернуться. Но – не так же? Времени мало. Привычно сместив точку равновесия, Меда приземлилась на четыре лапы. Мир опять окрасился зеленым, в нос ударили разнообразные запахи. И – этот. Волчица подошла к оставленному комку ткани, взяла в зубы. Крепко, как добычу, нежно, как волчонка.
Нос не подвел. Уже минут через десять волчица выбежала к реке. Пройдя немного вдоль камышей, Медея вышла к песчаному плесу. Немного выше по течению вдалеке виднелась деревня. Прохладная свежесть. Став снова девушкой, Медея скинула обрывки рубашки и вошла в воду. Еще слишком холодно, но привести себя в порядок просто необходимо. Ступни слегка проваливались в песчаное дно, вода обжигала холодом. Щиколотки, колени, еще шаг… бедра. Медея поежилась. Кожа покрылась зябкими пупырышками. Обняла себя руками, сохраняя иллюзию тепла. Еще шаг, вода охладила  низ живота, теперь присесть – плавать слишком холодно, еще судорогой сведет.... Да и не особо хорошо она плавала. Вода холодными поцелуями покрывала разгоряченную после бега в звероформе кожу. Медея задохнулась от холода, когда вода омыла ее грудь, плечи. Резко выпрямилась. Начала тереть руками тело, смывая грязь, кровь и усталость. Смывая все безумие и необратимость этой ночи. Смывая, очищая, убирая… В душу возвращался покой, в голову – легкость. Движения рук стали более медленными, плавными ласкающими. Тело притерпелось к прохладе воды. Набрав полные легкие воздуха, девушка нырнула, отмывая руками и волосы, вытряхивая лесной мусор, разбирая спутанные пряди. Вот так и остаться бы… В прохладе, покое, золотистом облаке волос… Так, волосы назад, вынырнув, девушка шумно вдохнула воздух, отфыркалась, двинулась к берегу. Откинула волосы на бок, отжала, стерла руками с кожи капли. Подхватила рубаху ведьмака. Кровь следует отстирывать свежей и обязательно в холодной воде. Ну со свежей уже поздно. Но вода – холодная. Выполаскивая и оттирая кровь, Медея вспоминала покрытую шрамами грудь ведьмака. Вот и после этой ночи пара останется. У них у обоих. Надо будет заштопать рубаху. Когда высохнет.
Второй раз выбравшись из воды, Меда наскоро натянула мокрую ткань на тело, вновь отозвавшееся на прикосновение холодной воды ознобом. Соорудила из своей рубахи вполне приличную хм… почти юбку. Ну по крайней мере она длиннее мужской рубахи, не достающей до колен.
Да и кого удивишь таким «костюмом» в Беллетейн? Мало ли как бардесса провела ночь. «И с кем» - усмехнулась она про себя.
Темнота ночи слегка рассеялась. Скоро рассветет.
Девушка прокралась через общий зал постоялого двора и поднялась по лестнице наверх. Скинула и развесила мокрую рубаху, стряхнула на пол свою разорванную. Видит Лунная волчица, не первую и не последнюю в жизни оборотницы. Достала целую и свежую из тюка, надела, радуясь прикосновению сухой теплой льняной ткани. Дорогой батист приберегла для города. В дороге лен надежнее. .Вынула свою драгоценность – маленькое зеркальце в медной оправе – подарок друга, который знал о нелюбви Медеи к серебру и неудобству золота на большаке. Осмотрела ссадину - ерунда, уже через день-два и следа не останется, спасибо волчьей натуре. Рука будет заживать дольше. А уж сердце. - О чем ты? Что с ним? - Не обманывай себя, Меда, девочка. Тебе не к лицу.
Глянула в окно. Огромный алый шар солнца выбрался почти на половину из-за горизонта. Несмотря на усталость и сонливость, Медея надела вчерашнее зеленое платье, подобрала лентой просохшие волосы. Забрала рубашку и спустилась с ней во двор. Здечь, на ветерке она быстро высохнет.
После ночи Беллетейна все будут спать долго… Конечно, долго – для деревни. Скотина ждать-то не будет – Беллетейн там, не Беллетейн… Вот и тавернщица, с которой чуть не в дверях столкнулась Медея, возвращалась из коровника с крынкой молока.
- Доброго, солнечного Вам утра, хозяйка. – Медея улыбнулась – Угости молочком, пока не скисло. А я хочешь – деньгами, хочешь – песней.
- Да брось. – улыбчивая тавернщица отошла к стойке, наполняя стакан – Чай всю ночь рот не закрывала, теперь-то и горло промочить не грех. А всеж видно городского человека. Наши-то все перепились и дрыхнут. Одни бабы на ногах. А ты, эва вон как. Уже весела, что твоя синица. И петь готова. Эх, такой пичуге заботливую руку бы, дом, хозяйство... - взгляд тавернщицы скользнул по начавшей подживать скуле девушки.
Медея рассмеялась искреннему пожеланию тавернщицы.
- Мой учитель осел в таверне моих родителей, когда устал от большака. Я тоже вернусь, когда придет время.
Тавернщица вздохнула, махнула рукой и скрылась на кухне. Медея же, похвалив себя в душе за отличное лицедейство, села за стол у выхода с кружкой молока и приготовилась ждать. Сделав пару глотков, Медея откинулась спиной на стену и всего, как ей показалось, на минуточку прикрыла глаза.

Отредактировано Медея Червонни (2012-05-02 14:14:10)

Ощущение было такое, как если бы Медею кто-то под локоть толкнул. Как это бывает с усталку, заметила, что уснула, только когда проснулась. Снов не было. В два глотка допив молоко, девушка всталала с лавки. Вчерашняя ночь отодвинулась, сместилась во вчера. Сон – лучший лекарь. И не только у двуногих. Все страхи и переживания, вся боль и недоумение стали видеться как сквозь дымку над водой. Медея вышла во двор, стянула с веревки рубашку, пахнущую свежестью, ветерком и солнцем. Кровь отстиралась с ткани, как растерянность отстиралась с души. Медея заглянула на конюшню. Приметного вороного жеребца ведьмака не было. Бегство? Возможно. Вот только от кого? От нее или от  себя самого?
Ее игреневой масти спокойная и слегка флегматичная кобылка жевала овес. Оборотнице, от которой большинство лошадей шарахалось, стоило большого труда найти Игреню, которая равнодушно относилась не только к волкам, но и ко многому в жизни вообще, за исключением разве что свежего овса. Ну чтож, так, значит так.
Медея сама удивляясь этому, столь нехарактерному ей спокойствию, поднялась в свою комнату, быстро и молча собрала вещи в сумку. Задаток… Жаль нет времени за второй половиной к старосте заехать. Время… Время бывает дороже денег. Как говорил ее мудрый учитель, есть люди, имеющие пару миллионов золотых оренов, но нет ни одного человека, имеющего в запасе пару миллионов часов жизни. Умен был учитель, старый менестрель, ох умен… Медея окинула взглядом комнату, удостоверяясь, что ничего не забыто. Взгляд остановился на грязной рваной рубашке в углу. Да, не так бы кровь пролить этой ночью, не так… Ладно, пусть девки полы моют. Перекинув сумку через плечо и взяв лютню, Медея сбежала вниз в общий зал.
- Уважаемая, спасибо за гостеприимство. – обратилась бардесса к трактирщице, протирающей стойку,- Не дашь ли мне в дорогу чего? За стол староста заплатит – у него мои орены остались. Доброго здоровья!
Трактирщица покивала, не особо удерживая малодоходную постоялицу. Завернула в тряпицу Коровай свежего хлеба, кусок сыра, пару редисок. Уже когда Медея потянула тяжелую трактирную дверь, ее догнала брошенная в спину фраза, будто из прошлого.
- Не гоже девке за мужиком бегать. Вон лицо не зажило еще!
Меда остановилась на секунду, обернулась, улыбнулась и очень спокойно ответила:
- Я знаю.
Чего ей стоило это спокойствие и эта улыбка знал лишь ремень на лютне, который девушка стиснула так, что застежка в ладонь врезалась.

Войдя в конюшню, Медея втянула носом запах живого тепла лошадей. Оседлав Игреню и закрепив сумку с вещами с одной стороны, а с овсом – с другой, Медея выехала со двора, помахала рукой кому-то из девчонок на улице у колодца, собравшихся посплетничать и провожающие Медею выкриками.
За околицей заблудиться и разминуться с ведьмаком невозможно. До самого разъезда. Однако поторопиться стоило. Ласковое утреннее солнце светило в затылок, ветерок перебирал волосы, как чуткие пальцы менестреля перебирают струны лютни. Чтож, мудрый старый менестрель поучал девочку-Медушку, что делать что бы то ни было следует тогда, когда невозможно не сделать. Так нужно петь, писать песни… так нужно жить. Вот сейчас просто невозможно было промедлить. Медея не знала, что скажет ведьмаку, не имела представления, зачем двинулась вдогонку… Но очевидно было одно:  иначе поступить она просто не может. Иначе все было бы зазря. Смерть Оборотня была бы зазря, вчерашнее бегство было бы зазря, вчерашний танец был бы зазря, Беллетейн стал бы ненужным, ее выход на большак обесценился бы, песни и поучения учителя, вылизывающий ее язык матери … Просто догнать и обратиться – а там будь что будет.
Игрея ровной быстрой рысью двигалась по большаку.
Древний камень у межи
Перекрестками объят.
Две дороги сторожит -
Хочешь - в рай, а хочешь - в ад.
И куда тебе пора -
Ты гадаешь по часам.
Другом звался мне вчера,
Кем теперь не знаешь сам.

Медея сожалела, что не может перекинуться в волчицу и со всех лап бежать впереди нее, ловя носом едва заметный узнаваемый запах.
Но ведьмак ждал. Девушка увидела и узнала его издалека. Неподвижное черное, опаленное пятно на холме на фоне майского голубого неба.
Медея приблизилась шагом, понимая, что ведьмак ее ждет.
-Роберт, – голос прозвучал глухо, пришлось откашляться. Девушка полезла в сумку и достала предусмотрительно оставленную сверху рубаху. – Вот. Спасибо тебе.
Руки сами по сбе, заготовленным жестом протянули рубашку. Глаза цвета меда натолкнулись на недовольную зеленую стену. В голове пропело
Ты в молчании своем,
Так похожем на доспех,
Споря с грязным вороньем,
Враз забыл и проклял всех.
В поле ветру расскажи,
Как отверг слова мои…
Рука невольно коснулась руки мужчины. Медея сделала вид, что ничего не заметила, хотя тепло пробежало по коже, собралось пушистым комочком у сердца.
- Вчера… Слишком многое осталось недосказанным, не находишь? – Медея отчаянно улыбнулась. – Я менестрель, и точно знаю, какой вред могут нанести невысказанные слова и незаданные вопросы. Они разъедают душу. Поверь, будет только польза, если мы устроим сейчас привал. Ведь ни ты, ни я не завтракали. И поговорим.
Медея спешилась, повела Игреню вповоду к группе березок немного в стороне от дороги. Острейшее желание обернуться и увидеть, следует ли ведьмак за ней жужжало как назойливая муха. Шагов человека она не слышала, но услышала поступь вороного. И с облегчением выдохнула.

Отредактировано Медея Червонни (2012-05-02 17:18:36)

Странный жест заботы – расстелить плащ на траве. Медея вынула из сумки прихваченные в таверне припасы и устроилась с краю, оставляя место для хозяина плаща и предусмотрительно располагая снедь между ними.
- И что же ты считаешь недосказанным? – Голос ведьмака звучал сухо и отстраненно. Слишком сухо и слишком отстраненно, чтобы поверить в искренность его слов. Это понимание сразу помогло расслабить плечи и тряхнуть волосами, приводя мысли в порядок. Улыбнуться. Медея отломила горбушку у свежего коровая. Нет, нет, нет… Никаких безвкусных корочек сегодня! С удовольствием откусила и принялась жевать.
- Все закончилось, только и всего... Беллетейн... Майская ночь.- Ведьмак слишком зло выговорил эти слова. Слишком резко двинулся, растревожив раны. Значит, болели не только они. Значит, есть смысл говорить.
- Роберт, если бы все и вправду закончилось – мне не пришлось бы догонять тебя. – девушка вздохнула, уставившись в слишком холодные зеленые глаза. – Майская ночь… Только от тебя и меня зависит, что останется в сердце – песни и танец у костров, или встреча в лесу. Да, я оборотень. Ну и что из того? Ты и сам не человек. Так несправедливо требовать от меня большего. И я поручусь в том, что человеческих жизней на моем счету ох как меньше, чем на твоем.
Девушка со вздохом отвела взгляд и отщипнула от краюхи кусочек.
- Тогда в лесу я сказала правду – я не убивала. И вряд ли ты получишь награду за мою голову - после смерти мы, Червонни, остаемся в человеческом облике. Моя хм… особенность… скорее доставляет неприятности мне, а не окружающим. Хоть, признаю, и порядком помогает защитить  себя в дороге. Как ты заметил, я предпочитаю убегать.
Вот интересно, зачем я затеяла это разговор… Меда прислушалась к себе. Очень важно было понять – что здесь самое главное… Девушка серьезно взглянула в лицо мужчины.
- Возможно, мы очень по-разному запомнили этот Беллетейн. И я хочу задать тебе несколько вопросов. Сама же готова ответить на твои.