-От дурень! Чтоб у тебя руки вконец отсохли! - горшечника природа голосом не обделила. Когда он просто разговаривал, было слышно в соседнем доме, а когда на чем свет стоит костерил своего нерадивого ученика, то затыкала уши соседняя улица. Ученик что-то смущенно бубнил, оправдывался, видимо.
Каждый божий день одно и то же...
Не так давно мирно спящий молодой человек досадливо вздохнул и, выдернув из-под щеки подушку, нахлобучил ее себе на голову.
Он уже успел узнать, что у горшечника это ежеутренний ритуал, но относиться снисходительно и с пониманием все никак не получалось.
Упырь старый.
Оплеуха заявила о себе звучным хлопком.
Да мать твою...
Молодой человек вздохнул еще более досадливо, даже страдальчески, и нехотя сполз с кровати. Человека звали Меинхард Фортрейн, было ему двадцать два года, и в Туссенте он был по делам, сам же являлся младшим сыном реданского герцога и более чем непосредственно относился к службе при дворе, направляясь сейчас на важную встречу в Боклер. До Боклера остался лишь день пути, чему парень был безмерно рад. Задержаться в этом городишке пришлось на три дня, каждое утро было подобно сегодняшнему, не выспавшийся Фортрейн-младший был зол и сам походил на упыря из-за бледности, черной гривы волос и угрюмого выражения лица, уже носившего на себе следы причастности молодого человека к военному делу - косой шрам через переносицу, спускающийся на правую щеку, и два коротких давно побелевших шрамика на скуле.
-Да заткнешься ты или нет? - процедил сквозь зубы Минька, осматривая гостиничную комнату на предмет того, что будет не жалко выкинуть в окно. Ничего такого не нашлось, жаль. Но горшечник, кажется, почувствовал скрытую угрозу и убрался работать, теперь слышалось только сердитое ворчание ученика, собирающего битые черепки, из-за которых все и началось.
"Надо было с рассветом выезжать," - подумал молодой граф, но, устало зевнув, понял, что не надо было. Натянув бриджи и ботфорты, Минька, бряцая шпорами, прошел до таза с водой, чтобы умыться и прогнать остатки сна, затем потянулся и сделал несколько рывков руками, чтобы разогнать кровь. За бриджами и сапогами последовали рубаха с широкими рукавами и высокими манжетами, кожаный дублет, перевязь со шпагой и теплый плащ. Шляпа с одиноким полосатым пером пока оставалась у Миньки в руках, а перчатки были заткнуты за ремень. Перепроверив содержимое собственной сумки, молодой человек закинул ее за плечо и покинул комнату уже ненавидимой им гостиницы. Осталось поесть и можно в путь. Да, еще его сегодня догнало письмо от отца, но ничего, прочитает в дороге, а ответ отправит уже из Боклера.
-Дяденька! Дяденька! - завопил вслед мальчишеский голос, - Милорд!
Ну что еще такое...
Фортрейн обернулся, показательно нахмурившись. Не то, чтобы он был высокомерной скотиной, которой кроме знатного происхождения похвастаться было нечем, просто не любил, когда его отвлекают. Да и не хвастался он никогда.
-Милорд, а в том лесу... Разбойники! - малец сделал страшные глаза, затем кривенько поклонился, а то высекут еще, за "дяденьку" особенно.
-Ну... Спасибо, что предупредил, - чуть улыбнулся граф, на "дяденьку" совсем не обидевшись, и поехал дальше, не сворачивая на кружную дорогу. Мальчишка явно расстроился. Но кружная дорога занимала слишком много времени, а он и так уже опаздывал.
Вот что с него было взять? Дорожный костюм Фортрейна не выглядел богато, так что издалека его можно было легко принять за обычного горожанина, а вот вблизи уже было нельзя - отделанная серебром перевязь и брошь на шляпе с большим сапфиром обычно не позволяли себе горожане, они же не нашивали на правую сторону дублета семейный герб, и не носили рыцарские шпоры, это уж точно.
Светло-серая кобылка, недовольно фыркнув, аккуратно обошла лужу, дорога ей, судя по всему, не нравилась.
Минька вскрыл кинжалом конверт и, прочитав коротенькое послание, вздохнул уже страдальчески. Отец повелел заехать в Боклере к другу семьи, потому как детей пора было женить, посмотрели бы хоть перед этим друг на друга... Парень сплюнул в сторону, скомкав письмо, закутался в плащ, защищаясь от внезапно зарядившего дождя, и нахохлился, как недовольный ворон.
Вот еще, удумал... Никакой женитьбы.
Не то, чтобы Миньке не нравились женщины, даже наоборот, нравились, но не было среди них той, которую бы он согласился видеть с собой рядом каждый день и каждую ночь. И не только видеть. Герцог только качал головой и говорил, что так дела не делаются, младший сын долго терпел, потом закатил скандал и попросился на заключающую в себе множество разъездов должность, чтобы видеть отца реже и, соответственно, воспитательные беседы получать от него только в письменном виде.
Фортрейн побоялся признаться себе, что уже был согласен и на разбойников, лишь бы оттянуть прибытие в Боклер, но не навсегда, конечно...
Правда, он пока не знал, что разбойники тоже были согласны, но не на него, а на экипаж с каким-то толстосумом и деньжищами при нем, но толстосум приболел и перенес поездку, а вот засаду разбойники отменить не удосужились.
